«Малое знание удаляет от Бога, а большое – приближает к нему»

Б. Паскаль

 

Вопросы о достоверности приобретаемых знаний об окружающей природе и (прежде всего) о себе самом (природе своей субъектности) будоражат человека с момента появления в его голове первых экзистенциальных вопросов «Кто я? Зачем я живу? Познаваем ли мир?». Неслучайно теориям познания уделяется столько внимания в обозримой истории культурного развития человечества начиная от древнейших сакральных текстов (например, Упанишады или Ригведы ) и заканчивая современными вариантами эпистемологии.

В рамках короткой статьи невозможно даже кратко проанализировать все разнообразие существующих подходов к проблемам получения знаний, их природы, достоверности и возможности передачи от субъекта к субъекту. Заинтересованных читателей мы адресуем к книгам В.В.Знакова, В.А. Лекторского, В.В. Кима, указанным в списке литературы. Здесь мы постараемся осветить проблему познания с позиции системно-эволюционного подхода, который представляется как развитие эволюционных взглядов в эпистемологии и феноменологии восприятия.

Две полярные парадигмы познания

Согласно системно-эволюционному подходу обретение знаний, как часть становления индивидуального сознания человека, тесно связано с научением и социализацией. Оба эти психологических механизма немыслимы без тесного сопряжения с культурной средой, которая порождает как способ мышления человека, так и язык его общения и мышления. Поэтому отправной точкой при рассмотрении многообразия философских и психологических подходов к познанию будет культурно обусловленный способ мышления человека. Социологические и психофизические обоснования тесной связи способа мышления с культурной средой обсуждать мы здесь не будем, а лишь сошлёмся на результаты культурологических исследований (см. например Кириллов Э.П. «Культурологические измерения картины мира»), которые сводятся к следующему:

Консенсус по поводу реальности и нереальности того или иного представления принятый в обществе во многом определяется господствующим на данном историческом этапе способом мышления его членов, который варьирует от холизма до аналитизма.  Общество же направляет внимание людей на одни аспекты окружающей среды в ущерб другим. Под этими влияниями в человеке формируется субъективная метафизика и гносеология, т.е. сугубо индивидуальный способ познания, понимания и, как результат, свод убеждений по поводу устройства мира и связей, определяющих его динамику. При этом субъективная метафизика формирует общее представление о мироустройстве, а гносеология  определяет развитие и применение одних навыков усвоения знаний за счет других. Все это в конечном итоге определяет внутреннюю реальность человека, т.е. содержание его индивидуального сознания.

Холистическое мышление эволюционно первично. Оно корнями уходит в невербальное прошлое человека, опираясь на полифонию эмоционально чувственного (древнего, ещё животного) мировосприятия. Оно зиждется на глубинном, как правило, не осознаваемом (интуитивном) внутреннем ощущении глобального единства мира (Универсума), неотъемлемой частью которого себя ощущает человек. В процессе восприятия нового холистически мыслящий человек во-первых обращает внимание на фон (контекст), на котором представлены доступные его органам чувств детали, из числа которых он выбирает необходимое и достаточное для того, чтобы придать общий смысл воспринятому (построить гештальт). В процессе выбора человек еще не отдаёт предпочтения зрению, как основному носителю информации. Здесь первично скорее шестое чувство, невыразимое чутье правого полушария головного мозга. Холистическое мышление больше апеллирует к этому сверхсознательному восприятию (если угодно – к интуиции), доверяя его первичности. Поэтому внутренняя реальность холистически мыслящего человека не может быть онтологизирована в полном объеме. Но именно множество субъективных реальностей, разделяющих холистическое видение мира, позволяет выстраивать имплицитный (неявный) консенсус веры в сакральное одухотворенное начало Универсума. Этот   негласный метафизический консенсус лежит в основе всех религий мира.

Напротив, аналитическое мышление эволюционно вторично. Оно опирается, прежде всего, на образный ряд визуального восприятия и символику языка, которым это восприятие рационализируется (подробнее об этом см. «От восприятия к мышлению»). Американский антрополог Эдмунд Карпентер утверждал, что перейдя от речи к письму, человек предпочел глаз уху. «Интерес человека при этом, очевидно, переместился с духовного на пространственное, с благоговения – на рассматривание… — отмечает Карпентер, — Теперь все внутренние состояния стали описываться как восприятие внешней реальности». Современный человек, воспринимая и познавая мир, полагается главным образом на зрение. Не случайно мы говорим: «лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать. Все, что нельзя ясно увидеть, не принимается всерьез. Современная эмпирическая наука требует «наблюдений», визуального опыта, закодированного в вербальных отчетах. При этом мы не замечаем, что предпочтение одного вида чувственного опыта другому меняет лишь тип карты реальности, оставляя саму реальность непознаваемой. Зрение фокусируется на отдельных, быстро распознаваемых предметах, изолируя их из общей картины и отделяя эту картину от наблюдателя. Рационализация зрительного восприятия «работает» от частного к общему, достраивая картину деталями ровно до тех пор, пока в уме не сложится законченный (целостный) кадр восприятия. Аналитическое мышление стремиться отсечь чувственный фактор, больше опираясь на логику левого полушария головного мозга. Оно прибегает к символическим системам репрезентации, и его операции отражают структуру правил. В рамках этих правил и единого общедоступного языка, описывающего объект или процесс познания, возможно достижение эксплицитного (явного) консенсуса, который выражается в форме общепризнанной научной теории. Согласно французскому математику и философу Анри Пуанкаре, принятые в науке определения, базируются на аксиомах, имеющих статус «чистых конвенций».  Так в человеке мыслящем при помощи слов развивается аналитический способ мышления и одновременно углубляется ловушка его двойственного мироощущения, в которой познающий субъект отделен и никак не влияет на объект своего познания.

Если различать научный и мистический способы познания истины, то первый, очевидно, основан на аналитическом способе мышления, а второй на холистическом (подробнее см. «Метапсихология» и «Пути познания истины»). По сути, все духовные учения и религиозные догматы древности исходят из мистического способа познания, в основе которого лежит идея об иллюзорности (вторичности) человеческого мировосприятия и первичности невидимой (непроявленной, небесной, трансцендентной) реальности, творимой Богом (Брахманом, Мировым Разумом, Святым Духом и т.д.). Различия сводятся к мифологии и догматам веры во Всевышнего. Что касается эпистемологии, как философском взгляде на научный способ познания мира, то здесь история развития человеческой культуры проявила на много большее разнообразие подходов: Критицизм, Фундаментализм, Нормативизм, Эволюционизм и т.д. (подробнее см. Лекторский В.А. «Субъект. Объект. Познание»). Однако, утверждать, что вся эпистемология отражает лишь аналитический способ мышления было бы ошибочным. Если, следуя В.А. Лекторскому выделять два осевых направления в философии познания: объект-субъектная парадигма и субъекто-центризм, то, очевидно, первое объединяет представителей аналитического мышления, а второе — холистического.

Объект-субъектная парадигма (научное познание) вырастает из античной философской традиции. Представители Эпейской школы а позднее софисты утверждали, что данные чувственного восприятия человека не могут служить основанием познания истины. Настоящее знание должно быть построено на некой неизменной, не зависящей от субъекта познания, идеальной основе — первичной идее (Эйдосе). Такой основой научных знаний по Платону может стать математика, построенная на геометрии Эвклида. В средние века, на этой гносеологии в Европе вырос рационализм, который в качестве достоверного знания рассматривал только то, что вписывается в систему «врожденных идей» (Декарт, Спиноза) либо в систему категорий и схем (Гегель, неокантианцы). Иммануил Кант специфицировал «врождённые знания» в виде априорных форм индивидуального сознания, коими он считал врожденные суждения человека о пространстве и  времени. В сочетании с представлениями Аристотеля, Бэкона и Гегеля об опытном знании все это сложило философское основание современной эмпирической науки, которое выступает как средство легитимации этой науки. Очевидно, что с позиции философского понимания первичности, научный метод, разделяющий субъект познания от объекта, опирается на материалистическое миропонимание.

Эмпирическая (классическая) наука и до сих пор считающаяся единственно достоверным методом познания истины. Научный метод слагается из трёх последовательных этапов:

1. Наблюдение феномена;
2. Построение теории, описывающей наблюдаемый феномен на формальном языке;
3. Прогнозирование на основе полученной теории новых результатов, которые возможно воспроизвести и повторить.

Здесь таятся два подводных камня: парадокс необъективности любого опытного знания и проблема неоднозначности толкования языка, известная из семиотики.  Обойти эти препятствия научный метод не может в силу своего материалистического основания и формы, избранной для представления теорий. Подробнее об этом см. «Мистицизм как вечная психотерапия».

Субъекто-центризм (мистическое познание) вырастает из философской традиции эмпиризма. С точки зрения эмпириков (Д.Беркли, Д.Юм, Э.Мах и др.) обоснованным может считаться только то знание, которое в максимальной степени соответствует данным чувственного опыта, в основе которого лежат либо ощущения (сенсуализм), либо «чувственные данные» (неореализм). В этой парадигме опорой, обеспечивающей связь познания с реальностью, является индивидуальный опыт (феномен восприятия).

Так Майкл Полани в своей программной работе «Личностное знание» настаивает на том, что человеку свойственно не абстрактно ментальное проникновение в суть вещей, но сверхсознательное соотнесение реальности с его субъективным миром. Основным стержнем его концепции неявного знания служит положение о существовании двух типов познания: явного или вербализируемого (эксплицитного) и неявного, невербального  (имплицитного). Причем неявный элемент познавательной активности субъекта первичен и основан на сверхсознательном схватывании целостного представления. Полани настаивает на том, что получаемая через органы чувств информация значительно богаче той, что проходит через сознание. Неосознанные ощущения (suhception) и образуют эмпирический базис неявного знания, а само оно трактуется как необходимое основание следующих за ним явных форм знания, опирающихся на логику и язык (в широком смысле этого слова).

Очевидно, что субъекто-центризм опирается и исходит из холистического способа мышления и в этом смысле он метафизичен и ближе к мистическим формам познания (прямое знание) чем к классической эмпирической науке, отвергающей саму возможность влияние субъекта на объект познания. Если объект-субъектная парадигма до сих пор является философской базой для классической физики, то квантовая физика, столкнувшаяся с невозможностью исключения субъекта из эмпирических данных, вынужденно опирается на субъектоцентризм (подробнее об этом см. «Квантовая щель в метафизику»). Вот как описывает эту необходимость один из современных классиков квантовой физики Михаил Менский в своей книге «Сознание и квантовая механика»: «Глубокий анализ логической структуры научной формы знания ясно показывает, что в их основе (в области квантовой физики) содержатся концептуальные проблемы, или парадоксы. Эти проблемы не могут быть решены, если не будет явно учтена вторая из двух форм познания — духовная сфера. По крайней мере, сознание наблюдателя должно быть включено в рассмотрение, чтобы описание измерения в квантовой механике было полным».

 

Две ветви процесса познания

В широком смысле всякое сопряжение организма со средой, несет в себе познавательную компоненту, поскольку сама жизнь черпает свою устойчивость и развитие в опережающем отражении действительности. Напомним, что опережающее отражение, как опора проактивного восприятия, определяется явной либо неявной целевой установкой любого поведенческого акта с последующей оценкой рассогласования полученного и ожидаемого результата и попыткой его минимизации в последующих шагах (подробнее об этом см. статью «Восприятие»). Образно говоря эволюция использует организм как один из множества вариантов нащупывания оптимальной организации сопряжения со средой обитания (филогенеза). Это нащупывание реализуется в поведении, которое определяется как континуум поведенческих актов, каждый из которых направлен на некий результат. У простейших целевая установка всегда неявная, она «прописана» в генетическом коде организма и выполняется в форме безусловно выполняемой программы выживания (уровень безусловных рефлексов). У организмов, обладающих нервной системой и тем более — головным мозгом, целевые установки поведения явно определяются потребностями, которые проявляются в эмоциях. Такие организмы, очевидно, более адаптируемы. Но, лишь человек, способен осознавать свои потребности и даже выстраивать иерархию их исполнения, подавляя эмоциональные всплески. В человеке, кроме биологических целей — выживание и адаптируемость к изменчивым условиям среды, эволюция реализует и свои метацели — всё более явное проявление духовного начала (конвергенция Духа). В статье «От восприятия к мышлению» на уровне метасистемных переходов ко всё более высоким уровням самоорганизации жизни на Земле описана динамика развития нервной системы, приведшая к возникновению у человека способности абстрактно мыслить и осознавать это. В частности показано, что благодаря абстрактному мышлению человек способен «проигрывать» развитие ситуации в голове (моделировать результат своего поведения). Именно поэтому ошибочные поведенческие акты амёбы устраняются эволюцией путём устранения амёбы, а человеку позволено предугадывать свои ошибки и даже, более того, совершать их, а затем, анализируя, устранять последствия, обогащать свой опыт и не допускать их в будущем. Всё это открывает перед человеком возможность не только накапливать субъективный опыт восприятия на языке нейронных связей, но также рационализировать (онтологизиовать) свое восприятие в виде знаний, которые можно накапливать и которыми можно делиться с себе подобными, используя символы языка. Так рождается и развивается культура. Так познание мира от неосознаваемой рефлексии дорастает до понимания мира и постижения своего с ним единства.

Дар абстрактного мышления (интеллектуальных способностей), открывающий человеку возможность опосредованного приобретения знаний, через овладение языком и обучение однако имеет и оборотную сторону. Он может превратить его в подобие био-робота, живущего в матрице виртуальной реальности и вполне обходящегося заведенными в его мозг программами жизнедеятельности. В самом деле: возможность приобретения знаний не напрямую (при восприятии), как это происходит в животном царстве, но путём обучения, неявно предполагает подмену собственного опыта переживания (прямого знания) чужим опытом, специально редуцированным для усвоения в форме теорий, концепций, мнений и даже комиксов. Этот процесс подмены сопряжения человека с естественной средой его обитания «подключением» его к специально упрощённой (для удобства) виртуальной реальности тем более опасен, чем менее заметен. О том, что в обществе всегда есть интересанты такой подмены и о том как это делается мы здесь говорить не будем (этому посвящён целый раздел «Устойчивость к манипулированию», а также статья «Сумерки божественного в человеческом»). Здесь мы лишь подчеркнём, что если толковать познание как приобретение знаний, то следует различать два способа такого приобретения: переживание (прямое, сверхсознательное познание) и обучение (познание через обмен опытом). Обе ветви ведут к построению субъективной реальности с опорами на убеждения, и в этом смысле обе ветви задействуют интеллектуальные способности и весь аппарат построения представлений и управления их ассоциированием. Разница лишь в способе приобретения знаний, и, как следствие, в достоверности карты реальности, которая будет выстраиваться человеком на их основе.

В связи с эти отметим, что две описанные выше парадигмы познания соотносятся с двумя его ветвями: субъекто-центризм — с прямым познанием; объект-субъектная парадигма — с опосредованным познанием.

С позиции системно-эвлюционного подхода обе ветви познания имеют равные права на существование, поскольку преследуют разные по уровню эволюционные цели. Прямое познание — преследует метацель расширения горизонта осознанности, при котором человек неумолимо приближается постижению своего единства с миром. Иными словами — это внутренний путь познания истины. Опосредованное познание преследует цели биологического и социального выживания. В этом смысле консенсусная реальность, которая выстраивается методами научного познания природы, вполне пригодна для достижения этих целей, о чем свидетельствует хотя бы увеличение средней продолжительности жизни человека на Земле. Прямое познание истинной реальности не может сочетаться с практическими целями, так как они сразу же задают рамки, в которых реальность востребована. В результате непроявленная фундаментальная реальность оказывается скрытой от интеллекта, поскольку он изначально ориентирован эволюцией на достижение более прагматичных целей. Вот как описывал прямое знание известный историк йоги — мистик Патанджали, живший во II в. до н. э.: «Это не наблюдательное, не относительное и не логически выводимое знание. Оно превосходит все органы чувств, превосходит понимание и любое выражение. Это чистое единое сознание и невыразимый покой».

Важно подчеркнуть, что мозг человека в обоих случаях продолжает исполнять свою ключевую эволюционную функцию – управление поведением на основании трансляции сигналов, следующих к человеку со стороны среды его обитания. Разница в том, что средой обитания в случае опосредованного познания является материальный мир естественной природы, а в случае прямого знания – тонкие планы бытия. Причём, электрическая активность нейронных сетей человеческого мозга не уменьшается при переходе от рабочего режима, сопровождающего бодрствование, в режим созерцания (навигации в тонких планах). Снижается лишь частота когерентных колебаний (ритмов)[1].  Более того, есть все основания полагать, что режим созерцания является базовым. Неслучайно, открытие факта переключения мозга в этот режим, при отсутствии сенсорных сигналов из внешнего мира (деафферентации), группой нейрофизиологов под руководством американского профессора Маркуса Райхла было увязано авторами с «холостым ходом» работы мозга (Default Mode).

Принципиальная разница между прямым и опосредованным познанием становится очевидной, если обратиться к нейронным механизмам, лежащим в их основах.

          Краткая нейрология опосредованного знания

Примитивные организмы, лишённые мозга, не нуждаются в трансляции сенсорных сигналов на язык нейронной активности. Их поведение мгновенно отражает рассогласование цели и достигнутого результата. Такой способ ограничивает их адаптацию и выживание  стабильными (повторяющимися) условиями среды обитания. Для того, чтобы выжить в непредвиденных внешних обстоятельствах нужно уметь модифицировать безусловную программу, т.е. создавать на её основе свою собственную – условный рефлекс. Это достигается учёбой, т.е. повторением, подкреплением успешных результатов и запоминанием. На уровне нейронов при этом создаются новые, или модифицируются, имеющихся в мозге, нейронные сети, являющиеся носителями (физическими референтами) программ поведения.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ:

Научение — это процесс приобретения и накопления нового опыта в виде нейронных сетей специализированных относительно поведенческих актов.

Теперь, встречаясь при сопряжении со средой обитания со знакомыми комплексами сенсорных сигналов, организм знает, как надо действовать. Это достигается представлением сенсорных  данных паттернами нейронной активности сенсорных зон мозга, которые хранятся в сенсорной (иконической) памяти и могут быть повторно воспроизведены так, чтобы внешние сигналы отобразились в явной форме. Так работает первая сигнальная система, т.е. трансляция сенсорного сигнала (светового, акустического, тактильного и т.п.) на язык нейронов. С её помощью организм  воспринимает действительность (видит, слышит, осязает и т.п.) и способен действовать на опережение.

Многократное повторение пережитого опыта в сочетании с вновь полученным, открывает возможность выбора наиболее подходящий вариант действий, а возникающий при этом временной лаг использовать для уточнения действий и модификации паттернов. Все это позволяет при помощи первой сигнальной системы отбирать из сенсорной памяти наиболее адекватную поведенческую активность, с последующей её модификацией. Подчеркнём, что в процессе восприятия доминирует ранее пережитый опыт.

По мере накопления опыта и научения происходит все бόльшая дифференциация многомодального восприятия и все более тонкая настройка организма к условиям окружающей среды. Все это требует роста объемов памяти и скорости доступа к её носителям — нейронным паттернам. Эти физические ограничения, по сути, тормозят развитие психики животных, не позволяя им выйти на уровень осознанности. Человеческий организм, на определённом рубеже эволюции, получает качественное преимущество в виде способности к колоссальному уплотнению информации на основе языкового кодирования (подробнее этот метасистемный скачок в развитии обсуждается в статье «От мгновенной рефлексии к мышлению и созерцанию»). От явного воспроизведения феноменального поля перцепции, человек способен переходить к ассоциациям, кодирующим его фрагменты в форме представлений, образов и архетипов. Это достигается путем развития долгосрочной ассоциативной памяти[2]. Здесь все разнообразие жизненного опыта восприятия и научения хранится в форме эмоционально-чувтсвнных ассоциаций, закодированных символами языка в образы, представления, понятия и т.д.

Так возникает и функционирует вторая сигнальная система, обеспечивающая мышление, опосредованного познания и построения на этой основе субъективной реальности (подробнее об этом в разделе «Человеческое восприятие» статьи «Восприятие»). С появлением второй сигнальной системы становится возможным рационализация восприятия, т.е. наполнение смыслом целостной картины восприятия. Как следствие, с неизбежностью возникает расщепление восприятия на объект и субъект, результатом которого является погружение человека в ловушку двойственного мировосприятия. На нейронном уровне это сопровождается включением ассоциативных зон головного мозга в дополнение к его сенсорным зонам в качестве первичных.       активности место сенсорного сигнала, извлеченного сенсорной коры, здесь занимает ассоциативный сигнал. Ассоциативный сигнал активизирует одновременно множество нейронный паттернов, извлекаемых из долгосрочной ассоциативной памяти . Наиболее подходящий паттерн активирует нелокально связанный с ним паттерн сенсорной коры, который ритмично повторяясь вызывает из сенсорной памяти человека переживание знакомых образов, звуков, ощущений и т.д. При этом элементарный цикл автоотождествления существенно удлиняется. Теперь он включает самоидентификацию и позиционирование человека, как субъекта восприятия, в пространстве-времени. Процесс поиска подходящей ассоциации одновременно активизирует не один, а множество когерентных нейронных паттернов вторичной ассоциативной зоны мозга, из которых разум человека в сжатые сроки должно делать единственный выбор, выстраивая осмысленную субъективную реальность. Именно поэтому естественная (изначальная) последовательность осмысления дедуктивна — от общего к частностям. Подчеркнём, что здесь снова, как и при активации сенсорных зон мозга, происходит не столько познание нового, сколько припоминание пережитого и закодированного через ассоциации.

Вторая сигнальная система человека активизируется не сразу. Вначале должны сформироваться навыки владения языком и первые ассоциации. Долгосрочная ассоциативная память начинает формироваться вместе с первыми шагами научения[3]. Необходимый объем научения ребёнка достигается благодаря его способности к освоению языка, суггестии, абстрактному мышлению и формированию на этой основе представлений.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ:

Представление –это ментальный образ (мыслеформа), формирующийся как результат возбуждения сети специализированных относительно некоторого события нейронов в том случае, когда событие реально не произошло, но извлечено из памяти. Например, человек во сне оперирует со своими представлениями, а просыпаясь говорит что «видел сон».

Умение формировать представления и связывать их путём ассоциирования отличает человека, как существо во-первых мыслящее а затем действующее, от животного, как существа формирующего опыт в результате действия (поведенческой активности).

Понятие о представлении и абстрактном мышлении позволяет определить понятие знание и связать его с «нейронной кухней» научения.

Если два или больше представления актуализируют один и тот же опыт переживания (активируют одну и ту же нейронную сеть), то возникает ассоциация. Например, ассоциация представлений о лете и о фонтане связана с переживанием одного и того же чувства жажды, которое отпечатано в памяти соответствующим нейронным следом. Управление ассоциированием открывает возможность к абстрактному мышлению и овладению языками (подробнее об этом см. статью «От восприятия к мышлению». Тогда опосредованное (опытом) знание можно определить как результат накопления и упорядочивания представлений и ассоциаций о неком объекте или процессе. Такое знание позволяющая человеку постоянно выстраивать и обновлять некоторую виртуальную модель действительности (субъективную реальность). В.Я. Сергин, описывая этот процесс в статье «Природа осознания», сравнивает его с покадровым монтажом фильма. В самом деле, в основе воспроизведения в голове субъективной реальности лежит повторение циклов расширенного автоотождествления, которое порождает у «режиссёра» неповторимое слитное ощущение соучастия с происходящим. Критическая частота следования «кадров восприятия», ниже которой теряется его слитность, составляет  примерно 10 Гц, что соответствует времени цикла автоотождествления около 100 мс. За это время ум человека должен успеть найти нужные ассоциации, выстроить представления, придать смысл происходящему и оценить его динамику на столько, чтобы быть способным к прогнозу развития. Поскольку объем оперативной (краткосрочной) памяти, задействованный для этого, весьма ограничен, опознаются далеко не все объекты восприятия (феноменального поля), но лишь те, что оказываются в фокусе внимания — первостепенно важные для безопасности человека в данный момент^[4] . Наблюдаемая по электроэнцефалографии частота ритма мозговой активности человека в бодрствующем состоянии (Бета ритм работы мозга = 14-35 Гц) обеспечивает необходимую слитность динамики рационализированного восприятия при минимально достаточной полноте её детализации.

По мере накопления опосредованных знаний, человек с одной стороны становится все более адаптируем к изменениям условий своей среды обитания, и в этом смысле он достигает биологических целей эволюции, стоящих перед каждым из нас. С другой стороны, как было отмечено выше, возрастает опасность его роботизации (невосприимчивости к новизне, шаблонности взглядов и поведения, ригидности зоны психологического комфорта). В самом деле: если дефицитарные потребности к выживанию и благополучию удовлетворены, а метапотребности не тревожат, то человек  постепенно останавливает процесс объект-субъектного познания (что касается субъекто-центрированного познания, то к нему он и не приступает в этом случае). Российским нейрофизиологом Натальей Бехтеревой был даже выделен соответствующий механизм в мозгу — детектор ошибок, который стоит на страже следованию ментальным шаблонам, и не допускает столкновений с новизной. В итоге такой цензорной деятельности мозг постепенно теряет пластичность, жизнь его обладателя становится все более рутинной. Любопытство и жажда постижения экзистенциальных смыслов, как мотиваторы высших ступеней познания (достижения метацелей эволюции) угасают.

Сопротивлению новизне (косности взглядов) нейрология научения даёт вполне внятное объяснение. Исследования показали, что в случае распознавания новизны, как отсутствию представлений, в древнем мозгу и прежде всего в гиппокампе активируется так называемые нейроны новизны. Роль этих нейронов – обеспечить внимание, т.е. повысить уровень бодрствования сознания и тем самым активизировать процесс специализации новой нейронной сети. Этот процесс сопровождается так называемой экспрессией генов, которая влияет на спектр функций клеток, адаптируемость организма и в том числе отражается в морфологических изменениях мозга. Морфологические изменения мозга в свою очередь фиксируются на генетическом уровне. Таким образом, накапливаемый в процессе научения новый опыт будет предаваться по наследству. В сухом остатке научение требует довольно значительного времени (экспрессия генов завершается в течении 40-120 минут), по истечении которого мозг модифицируется как морфологически, так и нейрологически. Образно говоря, любой новый опыт, получаемый человеком, стоит затрат времени и энергии, не говоря уже о преодолении естественного биологически оправданного страха перед получением нового опыта. Поэтому с точки зрения выживания выгоднее использовать уже имеющийся опыт. Процесс научения начнётся лишь в том случае, если после перебора всех возможных вариантов, наличествующих в памяти, потребность в достижении результата останется неудовлетворённой. Вот почему, в частности, человеку легче принять желаемое за действительное. «Желаемое» в данном случае это знакомое, а следовательно безопасное и не требующее новых затрат времени и энергии на познание.

В детстве человек мотивирован к научению врождённой способностью удивляться, любопытством. К научению его понуждают и законы социализации. С возрастом завершения социализации (18-20 лет) внимание к образованию и усвоению новых знаний  замещается вниманием к построению семьи, карьеры, улучшению бытовых условий, и т.д. Если накопленного багажа знаний хватает, то человек прекращает или существенно замедляет процесс обретения опосредованных знаний (объект-субъектное познание). Если же человек в своем личностном росте дорастает до метапотребностей к расширению своей осознанности, которые проявляются в способности удивляться, испытывать любопытство, жажде творить и познавать мир в себе и себя в мире, то его процесс познания не завершается. Более того объект-субъектное познание может дополняться субъекто-центрированным. Исследование когнитивных способностей у пожилых людей показывают, что их снижение с возрастом происходит далеко не всегда. В результате старения и снижения синаптической активности, мозг, демонстрируя свою пластичность, начинает реструктурировать свои нейронные сети. Более того мозг способен восстанавливать нейрогенез, используя свои стволовые клетки в качестве резерва. Залогом всего этого является воля человека к продолжению познания, сопротивление ментальным автоматизмам, сохранение детской способности удивляться и воспринимать окружающий мир, как чудо. Все это косвенно подтверждает многоцелевую ориентацию человека, как инструмента эволюции на её переднем крае.

Прежде, чем подходить к обсуждению феноменов прямого познания, необходимо познакомиться с нейронной кухней этого процесса (подробнее – в статье «Третья сигнальная система человека – прямой доступ к смыслам»)..

          Краткая нейрология прямого знания

Согласно нейронауке, каждое «срабатывание» нейрона посылает электрический сигнал, называемый потенциалом действия, вдоль выходной нити нейрона (аксона) через дендриты, которые связывают данный нейрон с несколькими соседними через синапсы. Когда сигнал достигает нервного окончания (синапса), он открывает тонкие каналы мембраны, через которые ионы кальция попадают внутрь терминала. Эти ионы, диффундируя сквозь ионный канал, достигают соседнего нейрона и заставляют его «срабатывать». В своей узкой части диаметр ионного канала близок к размеру самого иона, т.е. имеет порядок нанометра. Динамика прохождения заряда в таких пространственных масштабах  определяется уже квантово-механическими эффектами, поскольку пренебречь квантовой неопределенностью в скорости движения ионов вдоль канала уже невозможно. Следствием ситуации квантовой неопределённости является то, что ион может быть адсорбирован и включить триггер передачи сигнала дальше, а может и не включить. При этом нервные окончания, лежащие на пересечении двух нейронов, работают в качестве коннекторов, которые, по сути, определяют всю электродинамику мозга. Поскольку подобная ситуация неопределённости возникает на каждой из миллиардов таких коннекторов, прохождение нейросигналов, а тем более их согласованность без внешнего воздействия некоей регулирующей воли, становится, практически, невероятным событием. Тем не менее, волновые нейронные паттерны мозга, отмечаемые на электроэнцефалограммах, не только устойчивы, но и когерентны . Объяснить этот феномен на уровне классических подходов электрофизики невозможно, поскольку в своих описаниях она исходит из объективности процессов, т.е. их полной независимости от наблюдающего за ними агента Разума (человека – экспериментатора). Иного же воздействия на нейроны мозга, кроме вмешательства разума со стороны  его обладателя – человека – представить себе невозможно.

Итак, в науке о мозге классические описания электродинамических процессов «не работают», поскольку в них нет места присутствию обладателя мозга, т.е. агенту Разума. Нейрологи пытались построить «объективную психологию» на базе нейро-коррелятов психических процессов, но корреляты не позволяют увидеть фундаментальной основы процессов. Лишь в квантовой теории, построенной на философской базе панпсихизма, участие наблюдателя не игнорируется. Именно нефизическим вмешательством наблюдателя («интервенцией агента Разума») определяется здесь устойчивость и единственность наблюдаемых в эксперименте следов микропроцессов (например, трасс заряженных частиц в камере Вильсона). Математически эта «интервенция разума» описывается так называемой редукцией фон-Неймана, которая приводит к коллапсу волновой функции, описывающей неопределённость  квантовой суперпозиции состояний (подробнее об этом в статье «Квантовая щель в метафизику»). Поэтому состояние мозга всегда является квантово-механическим, а его адекватные модели могут быть построены лишь на основе квантовой теории. Она вполне подходят для описаний психофизических процессов, которые участвуют в восприятии, познании и поведении с одной стороны (психика) и отражаются в активности нейросетей мозга с другой (физика). Целое не может быть описано в рамках лишь одного из двух своих аспектов. Этот вывод независимо и почти одновременно высказывали многие квантовые физики (например, Г. Стэпп «Разумная Вселенная» , Р. Пенроуз «Тени разума»).

Как все это связано с рационализацией восприятия и, тем более, с получением прямого знания? Оказывается, — такая связь существует. Более того, именно квантово-механическое описание позволяет объяснить электродинамику мозга, как в обычном его режиме, так и в режиме свободном от обработки сенсорной информации, внутреннего диалога и прочей загрузки бодрствующего состояния сознания (в созерцательном режиме).

Обратимся вначале к работе мозга в стандартном режиме бодрствования при рационализации восприятия. Процесс поиска подходящей ассоциации в хранилище (долгосрочной ассоциативной памяти), как было отмечено выше, одновременно активизирует множество когерентных нейронных паттернов вторичной ассоциативной коры. Практически, мозг уже на этом этапе сталкивается с проблемой квантовой неопределенности, которая разрешается путём вмешательства его обладателя — агента Разума. Это вмешательство, по сути, сводится к узнаванию уже пережитого ранее опыта восприятия. Выбор из множества вариантов наиболее подходящего приводит к схлопыванию квантовой неопределённости ментальных состояний, результатом чего является целостное, единственное и наполненное смыслом представление переживаемого сопряжения с действительностью (рационализация восприятия). Физическим коррелятом этого переживания является устойчивый волновой паттерн активной нейросети мозга. Вмешательство разума, переводит всю нейро-систему мозга от хаоса неопределенности к единству организованности. Этот эффект не может быть достигнут без ментального усилия (фокусировки внимания), которое должно быть приложено многократно. Именно этим объясняются высокие затраты внутренней энергии, которые всегда сопряжены с фокусировкой внимания («внимание это энергия»). Физически значимый эффект ментального усилия на мозг агента Разума известен в квантовой теории как квантовый эффект Зенона, названный так в честь эффекта «стрелы Зенона». Суть этого эффекта состоит в том, что физическое состояние любой наблюдаемой системы непосредственно зависит от частоты событий её измерения (интервенции агента Разума). В приложении к обсуждаемой проблеме речь идёт об удержании когерентного нейронного паттерна, соответствующего наиболее подходящей ассоциации.

Слитность динамики, разворачивающейся на экране «субъективной реальности» бодрствующего человека обеспечивается относительно высокой частотой повторения ментального усилия (Бета ритм работы мозга = 14-35 Гц). В рутинном режиме выбор подходящей ассоциации происходит почти мгновенно и не требует чрезмерных затрат внутренней энергии. Ситуация в корне меняется, когда сопряжение с действительностью сталкивает человека с новизной, для которой в его коллекции ассоциаций (долгосрочной ассоциативной памяти) не находится подходящего ментально-чувственного шаблона. Теперь выбор варианта рационализации восприятия потребует значительно бόльшего времени и энергии, поскольку запрос на адекватную рационализацию будет переадресован в значительно более ёмкую память — внешнее информационное поле (тонкий мир), физическим терминалом которого является человеческий мозг^[5]. В первую очередь на этот «запрос к Вселенной» откликнутся те зоны информационного поля, с которыми данный человек объединен нелокально (квантовой запутанностью). В общем случае на «запрос к Вселенной» откликаются наиболее согласованные с ним эгрегоры^[6].

Экспериментальные проверки квантового эффекта Зенона, выполненные профессором физики Эфстратиосом Манусакисом из университета штата Флорида, показали, что для его возникновения длительность цикла автоотождествления должна быть не более 100 мс, что соответствует частоте Альфа и  Тета  ритмов работы мозга, характерных для его созерцательного режима. Этой частоты не хватит для получения слитной картины субъективной реальности. Но, переживание прямого знания и не требует осознанности, оно сверхсознательно. Озарения мгновенны. Их рационализация происходит позже, в осознанном состоянии при бодрствующем режиме работы мозга. Вот как это комментировал приобретение нового знания философ и основоположник научной психологии У.Джеймс в начале прошлого века: «…Дискретная композиция – вот, что представляет собой наш опыт восприятия. Мы или ничего не воспринимаем, или воспринимаем некий целостный объект … Наше знакомство с реальностью возрастает буквально квантами знания». Позже, один из отцов-основателей квантовой физики Нильс Бор подчёркивал: «Квантовая теория описывает не столько истину, сколько наше знание о ней, которое прирастает скачками». Подобная дискретность в получении нового знания может быть объяснима лишь на основании перехода мозга в нелокальный квантовый режим работы (подробнее об этом А. Минделл «Квантовый ум»).

Что касается длительности удержания фокуса внимания, то, очевидно, она конвертируется в интенсивность ощущения «отклика от Вселенной» (сверхсознательного переживания прямого знания). В своих многолетних исследованиях опыта тончайших переживаний на границе ощущений физик и основатель процессуальной психологии, Арнольд Минделл описывает их, как «первородное состояние единства, предшествующее мыслям». Спектр подобных ощущений чрезвычайно широк. Буддийская Абхидхамма утверждает, что человек, в совершенстве владеющий техникой медитации, может различить в процессе самонаблюдения от семнадцати до сорока пяти отдельных шагов, которые предшествуют осознанию (рационализации восприятия) чего-либо.

Логично будет допустить, что, во-первых, сам запрос может быть сформирован и адресован лишь в случае, если ментальное усилие будет достаточно явным и продолжительным; во-вторых, отклик, может быть воспринят, лишь в случае, если канал восприятия не будет перегружен более мощной помехой. Для удовлетворения второго условия, очевидно, следует освободить мозг от рутинного восприятия внешней действительности, непрерывно происходящего в бодрствующем состоянии сознания. Это означает, что отклик может быть воспринят человеком лишь, когда его мозг пребывает в сверхсознательном режиме созерцания, не отягощённом рационализацией. Это, в частности, объясняет, почему учёным, долгое время бьющимся над некой научной проблемой, решения, как правило, приходят в состоянии релаксации или даже неглубокого сна. Если же учесть, что режим созерцания, овладевает мозгом любого человека, когда он перестаёт рационализиовать свое бодрствующее восприятие, то сам факт существования сновидений и их мозаичность становятся легко объяснимыми. Удовлетворение первого условия потребует от человека намного бόльшего, поскольку удержание ментального усилия (фокуса внимания) даже в бодрствующем состоянии сознания — нелёгкая задача, а уж в бессознательном состоянии она кажется и вовсе невыполнимой. В главе 13 «Внимание» своей книги «Психология: краткий курс», 1892  великий американский философ и психолог У.Джеймс писал: «…Требуются немалые усилия, чтобы удержать на объекте внимание. Тут все зависит от нашей воли и желания. Если наши чувства не обманчивы, а душевные усилия не ослабевают, то они эквивалентно конвертируются в церебральные условия достижения результата. Полученная таким образом задержка может быть не более секунды по продолжительности – но эта секунда играет критическую роль в удержании внимания».

Выше мы отмечали, что и на уровне ощущений феноменального поля перцепции, и на уровне его осознания при рационализации восприятия речь идёт о воспроизведениях (извлечении из памяти сенсорной и долгосрочной соответственно) ранее пережитого опыта. Как же с этой точки зрения можно трактовать прямое знание? Здесь можно обратиться к термину анамнезис (припоминание забытого знания), введенному ещё Платоном. Феномен прямого знания (озарения) великий древнегреческий философ связывал с круговоротом реликтового знания, которым человеческая душа обладает изначально, но которое всякий раз «забывает», воплощаясь в очередном человеческом теле.

Итак, пассивный (созерцательный) режим работы мозга по умолчанию (т.е. в отсутствии внутреннего диалога и рационализации восприятия) доступен любому человеку изначально. Этот режим потенциально открывает ему доступ к глобальному информационному полю (тонким планам бытия). Но лишь творческий человек обладает достаточной силой мотивации (талантом) с одной стороны и необходимым объемом знаний, умений, навыков с другой стороны, чтобы удержать свой запрос к Вселенной на срок, достаточный для активации паттернов ассоциативной коры мозга, конвертирующей отзыв Вселенной в переживание озарения (прямого знания).

 

Интуиция как прямое (довербальное) познание

Термин интуиция происходит от латинского intuēri — «созерцание». У древних греков интуиция трактуется как непосредственное и мгновенное постижение истины, например целостность человека и космоса. У Гераклита можно найти первые описания признаков интуиции в виде внезапности и «стихийности». У Платона интуиция обозначается, как эстесис — чувственное схватывание, созерцание выливающееся в озарение. Последующая онтологизация эстесиса у Платона ассоциирована с геометрическими образами. Позднее античиные философы (в частности Боэций) рассматривал интуицию как противоположность дедуктивному познанию, использующему логику и все накопленные прежде знания. Это мнение сохраняется и в современной философии познания. Более того, интуиция по общему мнению философов является предтечей любого онтологизированного знания.

Основной водораздел мнений философов и психологов проходит по проблеме природы интуиции. Рационалисты, такие как Р. Декарт и Г.В. Лейбниц, поддерживали концепцию интеллектуальной природы интуиции, отрицая в ней чувственный компонент. В.И. Вернадский называл интуицию переживающим мышлением. Ему было ведомо по опыту знание-переживание, или «живое знание». Впрочем, первичность в этом переживании русский учёный отдавал чувству. В своих дневниках, Вернадский признавался, что идеи первоначально рождаются в нём в виде мыслеобразного чувства. Решение научных проблем часто как бы «само собою» рождалось во время прогулок, прослушивания классической музыки, или созерцания шедевров живописи в музеях, а также – пения птиц. Во всех этих случаях деятельность мозга как бы «переключалась» в иной «регистр» восприятия. И лишь потом уже возникшее спонтанно чувство кристаллизовалось в понятия и суждения. Еще категоричнее по поводу чувственной природы интуиции высказывались иррационалисты. Так, И. Кант утверждал, что познание возможно только через чувственную интуицию! (Anschauung). «Подлинная истина – это истина созерцания, интуитивное схватывание… Вещь в себе (непроявленная сущность) не познаваема, познаваемо только её явление (проявленная сущность)» пишет И. Кант в «Критике чистого разума». Чувственная интуиция по Канту способствует постижению априорных форм сознания — пространства и времени. И. Кант заключает, что и разум и рассудок лишены возможности непосредственного, интуитивного усмотрения истины. И. Фихте идёт еще дальше, отказывая интуиции в вербализации: «То интеллектуальное созерцание, о котором ведет речь учение о научном знании, относится вовсе не к бытию, а к действию. Логическое обоснование полученного знания в форме  языка, избранного для написания теорий необходимо прежде всего для достижения консенсуса и отсечения ложных толкований на данном уровне прогресса общества». Иными словами знание, оформленное в теории, т.е. научное знание по И. Фихте — сугубо культурный феномен.

Карлос Кастанеда назвал интуицию «безмолвным знанием». Когда речь идет о безмолвном знании, все звенья стандартной цепи познания (восприятие, анализ, синтез) опускаются. По крайней мере, они не осознаются. Безмолвное знание приходит к человеку подобно ощущению его тела. Оно становится первым и единственным звеном цепи познания и очень часто приобретает императивную форму по типу «я знаю – я действую».

С позиции системно-эволюционного подхода, познание не сводится к научению. Это не просто накопление знаний и их освоение в понимании и умении применить на практике, но и необходимый способ для реализации метапотребности человека в расширении горизонта своей осознанности. Если в научении актуализируется природный потенциал человека к освоению языков и развитию абстрактного мышления (вторая сигнальная система мозга), то в прямом познании актуализируется потенциал к духовному пробуждению (третья сигнальная система мозга). Иными словами, научение является частью обязательной для человека психологической программы социализации, направленной на удовлетворение его дефицитарных потребностей к выживанию в социуме, а прямое познание  — инструмент удовлетворения потребности метауровня к творчеству и самоидентификации, до которой человек может и не добраться в своем личностном росте (см. подробнее «Духовный рост или деградация?»). Как говорил Мераб Мамардашвили: «Самопознание может и не случиться». В самом деле: человек должен быть мотивирован достаточно для того, чтобы преодолеть биологически естественный страх неизвестности, ригидность своей зоны психологческого комфорта и осуществить прорыва к новизне (новому опыту информационного сопряжения со средой). Этот опыт приобретается человеком на сверхсознательном уровне, где у него отсутствуют представления и тем более возможность их ассоциирования. Интуиция, проявляющая потенциал третьей сигнальной системы мозга, и есть тот самый инструмент, который позволяет все это осуществить. В этой связи она не может быть продуктом абстрактного мышления, поскольку опережает его. Не является она и чувством, если связывать последние с набором соответствующих органов, формирующих феноменальное поле перцепции. Впрочем, если использовать термин «шестое чувство», то для интуиции это подходит. Этот термин хорош тем, что подчёркивает врождённую способность (потенциал) человека к интуиции.

В познании себя в мире и мира в себе человек идет от одного внутреннего открытия к другому, чаще всего не осознавая, что эти открытия облачаются в знания уже потом, при их осмысливании и формулировании. Неважно, что подобные «открытия» детства приводят человека к «хорошо известному». Важно, чтобы человек не растерял жажду открытий, умение удивляться, любопытство и отвагу при встрече с новизной. Если так произойдёт и жажда познания не угаснет с годами, то врождённое «шестое чувство» (интуиция) разовьётся и в сочетании с накопленным опытом и знаниями позволит человеку выйти на рубежи уже по-настоящему непознанного.

Именно так  осуществлялись все значимые открытия в науке: от крика «Эвкрика!» мокрого Архимеда у истоков классической физики, до осторожного «Теперь мне нужно спешить» Нилься Бора, открывшего квантовый механизм устойчивости планетарной модели атомов Резерфорда, который, по сути, знаменовал переход от классической к квантовой физике для понимания микромира. Именно так — на внутреннем пути самопознания — Гуатама Будда достиг просветления.

Большинство крупнейших учёных, первооткрывателей в науке, признавали ключевую роль интуиции, как довербального первоисточника любого открытия. Так, Эйнштейн считал, что теорию можно проверить на опыте, а вот обратного пути не существует. «В книге «Новый ум короля» Роджер Пенроуз приводит множество примеров научных открытий, сделанных интуитивно. Возможно, самое поразительное в книге — это свидетельства великих ученых, что в момент открытия, при отсутствии формальных доказательств истинности своего прозрения, они были абсолютно уверены в своей правоте. «Интуиция – это нечто такое, что опережает точное знание. Наш мозг обладает, без сомнения, очень чувствительными нервными клетками, что позволяет ощущать истину, даже когда она еще недоступна логическим выводам или другим умственным усилиям». Так описывал процесс получения нового знания гений прикладной науки Никола Тесла. Что касается пророков, мистиков и духовных учителей древности, то иного пути к духовному пробуждению (просветлению), кроме сверхсознательного переживания единства они и не предполагали (подробнее об этом см. «Возвращение к целостности»).

Заметим, однако, что для получения опыта интуитивного прозрения (прямого знания) совершенно не обязательно углубляться в науки либо предаваться медитативному самоуглублению. Этот опыт известен каждому, кто предчувствовал развитие событий своей жизни. Интуитивное предвосхищение будущего (феномен проскопии) есть результат опережающего отражения при сверхсознательном восприятии тонких планов бытия. Так проявляет себя доступ человека, как носителя осознанности, к информационному первоисточнику, в котором нет ни прошлого ни будущего. Предчувствие будущего следует отличать от научного прогноза будущего, которое строится дедуктивным путём на основании анализа и обобщения данных изучаемых процессов и вычленении на этом основании трендов развития (например при помощи экстраполяции). Очевидно, что научный прогноз, — сугубо логическое построение выстроенное на основе опосредованного (опытными данными и научными методами) способа познания.

Системно-эволюционный подход к проблеме познания признает интуицию в качестве врождённой способности человека к прямому познания истины. В соответствии с системным принципом гетерохронии эта функция организма, доступная ему с момента активации третьей сигнальной системы в мозге, должна быть подготовлена к использованию не раньше чем созреют и все остальные предпосылки для её использования. Речь идет, прежде всего, о метамотивации к творчеству и самоидентификации, которая созревает с годами, да и то лишь в том случает, если человек не удовлетворяется ментальными шаблонами, выращенными в процессе обучения и специализации, но сохраняет любопытство, желание удивляться и детский интерес к раскрытию загадок природы. Кроме того, человек должен накопить достаточный потенциал знаний, чтобы осмыслить свой интуитивный прорыв к новизне и таким образом сделать его содержанием своего сознания (т.е. осознать).

Наконец последнее и возможно самое существенное отличие интуиции от научения состоит в том, что на этом стартовом этапе процесса познания, субъектность ещё отсутствует (познаваемое и познающий находятся в нелокальном состоянии единства). Человек именно потому и воспринимает новое, как прямое знание, что в переживании единства с миром, становится носителем этого знания (подробнее см. например Эрхарт Толле «Единство со всей жизнью»).

Теперь мы готовы к следующему определению интуиции.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ:

Интуиция это психологический механизм, заложенный природой человека для реализации его метапотребности в постижении метацелей эволюции через прямое познание себя в мире и мира в себе. Для своей реализации интуиция требует развития соответствующего сверхсознательного потенциала до уровня достаточного для активации третьей сигнальной системы, предназначенной для удовлетворения этой метапотребности.

Теперь можно лишь добавить к афоризму Мераб Мамардашвили по поводу необязательности самопознания, что если уж оно случается, то путь к нему лежит через интуицию.

Но если путь прямого знания лежит через самопознание, то не означает ли это, что мы выдаём за «окончательную реальность» открывшееся нам через инсайт или медитацию переживание единства? Иными словами не является ли прямое знание всего лишь отражением внутреннего переживания человеком деафферентации?

Отвечая на этот вопрос следует, во-первых признать, что любое знание о Вселенной, полученное человеком за всю историю его эволюции будет антропоморфным, ибо познавая мир, человек вынужден использовать себя (начиная от рецепторов и оканчивая мозгом) в качестве инструмента. Само существование Антропного принципа — есть тому доказательство (подробнее об этом в разделе «Антропный принцип» статьи «Антропогенез»). Во-вторых, следует отличать познание от объяснения и передачи познанного, при котором неизбежна рационализация, т.е. трансляция чувственного в ментальное с помощью языка. В этом кроется величайший парадокс самопознания. Человек не может описать переживаемого им состояния единства, ибо для этого ему требуются слова, а как только появляется язык, возвращается субъект и исчезает единство. В идеале, при полном устранении субъекта (полной деафферентации и затихании его ума)  мы получаем тождество типа А=А.  Не остаётся ничего кроме самоотраженного Сознания. А в этом, судя по консенсусу всех просветлённых, переживших чувство тотального единства, как раз и состоит «окончательную реальность».

 

 

Понимание как онтологизация знаний

Каким бы путём (через прямое переживание или научение) человек бы не приобрел свои знания, они становятся для него знаниями в полном смысле этого слова (т.е. сводом убеждений, которые он может обосновать и использовать на практике)   только через понимание. Французский философ, инуитивист Анри Бергсон называл понимание мостом между познанием и бытием. Немецкий историк культуры Вильгельм Дильтей отзывался о понимании еще категоричнее. «Лишь благодаря пониманию жизнь может быть осмыслена» — писал он в своём главном труде «Введение в науки о духе» .

Кратчайшим образом  понимание можно определить, как придание смысла полученному знанию. Однако такое общее определение скрывает важные детали, в которых прячутся разные уровни понимания, как психологического механизма.

О каких уровнях идёт здесь речь?

На коммуникативном уровне понимание обеспечивает преодоление коммуникативных барьеров в общении между людьми. В этом смысле функция понимания удовлетворяет деффицитарные потребности к выживанию в социуме, поскольку позволяет распознать намерения окружающих людей и выстроить в связи с этим свое поведение наиболее безопасным образом. На этом уровне понимание доступно и без знания языка, поскольку  распознавание эмоций или «языка тела» не требует ни осознанности, ни абстрактного мышления. Эта способность дана не только человеку, но и любому высшему животному на уровне зеркальных нейронов, которые позволяют распознавать свой невербальный язык в чужой мимике или звуках. Именно на этом принципе работают жизненно важные сигналы невербального языка животных такие, как: «Внимание!», «Опасность!», «Спасайтесь!», «Поберегись!», «Убирайся прочь!» и т.п.

В людской же коммуникации всегда присутствует избыточность связанная с тем, что человеку доступно не только понимание речи, но и интуитивное понимание «между строк», и иносказание и поэтический дар. В связи с этим немецкий философ Шлейермахер, развивая учение о дихотомии внешней и внутренней речи. Он разделял понимание на грамматическое истолкование с обязательным соотнесением языковых конструкций с принятой лексической системой и психологическое толкование, не связанное с общеупотребительными логическими процедурами, а имеющее отношение к индивидуальным особенностям автора текста. Грамматическое понимание осуществимо в полной мере, психологическое же возможно лишь частично, так как в нем начинает действовать фактор «Другого». Иными словами, субъект речи или текста сам становится объектом понимания. Именно с этим, психологическим аспектом связаны вопросы типа: «Что вы имеете в виду?», «В смысле?» и т.п. В этой связи американский культуролог Эдвард Холл отличает два типа культур: высоко контекстуальную (восточный тип) и низко контекстуальную (западный тип). Восточный тип культуры, тяготеющий к холистичному мышлению, в межличностном общении широко использует невербальные способы (мимику, интонации и т.п.). Западный тип культуры, тяготеющий к аналитическому мышлению, напротив, больше привержен к вербальному стилю, где информация в основном кодируется символами языка.

На общеобразовательном уровне понимание больше связано с обучением, и здесь оно становится доступно лишь человеку, причём не с момента рождения, но после овладения языком и базовыми элементами абстрактного мышления. Понимание на этом уровне позволяет человеку вписаться в консенсусную реальность, общепринятую в его культурном окружении. Здесь речь идёт уже об удовлетворении дефицитарной потребности более высокого уровня — потребности в достижении социального статуса (достойного положения в обществе).

Понятливость, как способность быстро схватывать (понимать) объяснения или нагруженный смыслами текст, определяется когнитивными способностями человека, потенциал и развитие которых изучает когнитивная психология. Если этот потенциал еще можно считать генетически зависимым, то развитие целиком определяется социальным и культурным окружением человека. Более того, в соответствии с конструктивистской теорией крупнейшего детского психолога Жана Пиаже, человек во многом самостоятельно конструирует свои когнитивные способности с помощью собственных действий в окружающей среде. Это подтверждается приведенными выше выводами исследований когнитивных способностей у пожилых людей и находится в прямом соответствии с положениями системно-эволюционной эпистемологии (см. ниже) и психологии эволюции.

Наконец, на экзистенциальном уровне понимание следует рассматривать в контексте удовлетворения метапотребности в поиске базовых смыслов бытия. Для швейцарского психолога, основоположника аналитической психологии Карла Густава Юнга поиск смысла жизни — специфически человеческая потребность, сознательная реализация которой приближает человека к его сущностным истокам. Юнг первым среди психологов рассматривает утрату смысла, как психологическую проблему: «Отсутствие смысла в жизни играет критическую роль в этиологии невроза. В конечном счете невроз следует понимать как страдание души, не находящей своего смысла». На этом уровне потребностей понимание выходит уже за рамки познавательной деятельности, и становится двигателем внутреннего (духовного) роста. Т.е. из процессе усвоения знаний переходит в мотивацию их получения. Причем мотивы понимания на этом уровне совпадают и с мотивацией к духовному пробуждению, поскольку путь к духовному пробуждению лежит через понимание своего эволюционного предназначения, как смысла жизни. Удовлетворение соответствующей метапотребности совпадает с достижением метацели эволюции — расширение уровня осознанности жизни. Вот как формулирует этот вывод австрийский психолог, основоположник логотерапии Виктор Франкл в своей книге «Человек в поисках смысла»: «Нахождение смысла – это вопрос не познания, а призвания. Не человек ставит вопрос о смысле своей жизни – жизнь ставит этот вопрос перед ним. Это эволюционная цель человека».

Понимание, как философская категория восходит, к искусству толкования сакральных текстов, которое в ХХ-м веке стало основой философского направления связанного с интерпретации текстов — герменевтики, а также предопределило возникновение науки, исследующей свойства знаковых систем — семиотики.

По Платону познаваемым является лишь то, что выразимо вербально (посредством речи). Поскольку язык сакральных текстов изначально носил притчевый характер, стоики предлагали аллегорический (иносказательный) метод их истолкования. Так Климент Римский, один из первых проповедников христианства в Крыму, полагал, что Священное Писание не понять, если видеть только буквы: «Внимать сказанному Творцом следует не плотским образом. Необходимо стремиться проникнуть в сокрытый смысл и понять его». Это очевидно верно, если речь идёт о невыразимом словами трансцендентном (мистическом) опыте, для которого возможна лишь символическая онтологизация, как подчеркивали М.К. Мамардашвили и А.М.Пятигорский в книге «Символ и сознание». Что касается научных текстов, то они становятся однозначными для тех, кто овладел языком, на котором написана соответствующая теория (например, математикой). Здесь на смену толкованию текста со стороны третьих лиц приходит его объяснение. Не случайно Дильтей различал учения о духе и точные науки, исходя из используемых в них методов и процедур познания. В случае учений о духе – это понимание выходит на экзистенциальный уровень, где достижимо лишь интуитивно (через переживание прямого знания). От познающего требуется владение холистическим мышлением. В случае науки работает знание языка и дедуктивный метод. От познающего субъекта здесь требуется владение аналитическим мышлением. Теперь мы готовы дать определение термину понимание.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ:

Понимание – это познавательный акт, сводящий переживание субъективного опыта познания к формам (онтологизация) в виде вербальных толкований, формальных интерпретаций, иносказаний, символов, образов и других семантически значимых конструкций, общепринятых для культурного окружения человека.

Важно подчеркнуть, что процессы научения, понимания и накопления знаний осознаются человеком и, более того, могут быть усилены или ослаблены в зависимости от фокуса внимания. В меньшей степени зависят от воли человека его интуитивные прозрения и ментальные шаблоны. Последними он оперирует уже после того, как знания усвоены и закреплены как убеждения. Причем если интуитивное переживание познания истины происходит на сверх-сознательном уровне, то ментальные шаблоны «обитают» в подсознании, как это иллюстрирует схема на рисунке.

Выстраивание ментальных шаблонов — оправданная стратегия с позиции биологической целесообразности. Использование шаблонов ускоряет реагирование и экономит энергию. Однако, с позиции метацелей эволюции эта стратегия вредоносна для человека, поскольку сужает диапазон его осознанности и низводит его до уровня био-робота. То, что злоупотребление ментальными шаблонами снижает когнитивные способности человека и в конечном итоге может привести его к интеллектуальной деградации (деменции) сигнализирует об опасности остановки во внутреннем росте.  С годами приоритет метапотребностей к достижению мета-целей эволюции перед дефицитарными потребностями в достижении биологических эволюционных целей должен нарастать и становиться все более осознанным. Вот, как характеризовал эту смену жизненных приоритетов К. Юнг в книге «Современный человек в поиске души»:«Мы делаем шаг во вторую половину жизни, будучи абсолютно неготовыми к ней. Но хуже всего то, что мы делаем этот шаг, ошибочно предполагая, будто наши убеждения и идеи будут служить нам и дальше. Но нельзя прожить вечер, основываясь на том, как прошло утро. То, что было великим на заре жизни, с наступлением заката теряет свою ценность, а то, что было правдой, к вечеру превращается в ложь».

 

Системно-эволюционная эпистемология

 

Эпистемологией принято считать теорию научного познания мира. Это теория, которая пытается объяснить статус науки и обосновать её исключительность, как единственного источника для построения достоверных моделей (карт) реальности. Австрийский философ и историк науки Карл Поппер разработал эволюционную эпистемологию, в которой процесс человеческого познания и возникновение на этой основе науки как свода проверенных, подтверждённых и освоенных знаний рассматривается, как продукт биологической эволюции (т.е. как результат естественного отбора наиболее жизнестойких теорий). Его взгляды нашли поддержку и продолжение в работах российских когнитивных психологов (Меркулов И.П., «Когнитивные способности») и науковедов (Турчин В.Ф., «Феномен науки»).

Основные принципы эволюционной эпистемологии Карла Поппера сводятся к следующим четырём тезисам:

Способность к познанию — результат эволюции. Специфически человеческая способность познавать, как и способность производить научное знание, являются результатами цивилизационного отбора, выходящего на первое место в иерархии критериев отбора на этапе появления Homo  sapiens (подробнее об этом в статье «Эволюция»). Она тесно связана с эволюцией специфически человеческого языка.

Процесс познания, как и любой поведенческий акт проактивен. Информация не вливается в человека из окружающей среды. «Человек сам исследует окружающую среду и активно высасывает из нее информацию, как пищу для роста».

Наука развивается по тем же правилам, что и живая природа. Эволюция научного знания движется в направлении построения все лучших и лучших теорий. Для селекции при отборе лучших теорий, как и в естественном отборе, наиболее приспособленных организмов, используется метод проб и ошибок. Причём, для человека, обладающего способностью к абстрактному мышлению, эта селекция не оборачивается его гибелью^[7].

Онтологизация познания путём использования языка, является ключевой предпосылкой возникновения и развития науки. Для того, чтобы быть способным верифицировать теорию, человек должен иметь возможность рассматривать ее как объект, т.е. отделять от себя. Единственный известный человеку способ добиться этого — сформулировать знание на языке, доступном для достижения консенсуса.

Заметим сразу, что эволюционная эпистемология Карла Поппера касается одной из двух отмеченных выше ветвей познания — объект-субъектного, т.е. научного. Не случайно, что прямое знание, как результат субъекто-центрированного (мистического) познания, не рассматривается официальной наукой в качестве достоверного, что существенно сокращает круг решаемых ею задач (подробнее об этом «Мистицизм как вечная психотерапия»). При этом, как мы уже подчёркивали выше (раздел «Интуиция»), все великие открытия в науке происходили именно путём интуитивных прорывов. Исключение прямого познания из числа эволюционно необходимых компонентов (4-й тезис) существенно ограничивает область применения эволюционной эпистемологии Карла Поппера.

Второе внутреннее противоречие эволюционной эпистемологии Карла Поппера скрыто в третьем тезисе о селекции лучших теорий, который сводит мотивации в познании истины к банальной конкурентной борьбе с оппонентами за существование. Вот как формулирует это противоречие российский философ науки Григорий Гутнер в своей книге «Начало и мотивация научного познания: «Эволюционная эпистемология в концепции Поппера склонна сводить любые мотивы познания истины к вульгарному Дарвинизму по формуле «На самом деле….это не более, чем». Внутренний парадокс состоит в том, что если все научное творчество обусловлено той биологической функцией, которая ему приписана эволюционной эпистемологией, то именно она, эта функция, оказывается под угрозой, и именно в силу саморазоблачения. Такой редукционизм подрывает опоры теории, разоблачая её как «не более, чем» и одновременно ставя под вопрос собственную пригодность по отношению к тому, что им же признано основой основ — полезность для выживания».

Не случайно, что редукционизм эволюционной эпистемологии Карла Поппера, сводящий эволюционную роль познания к прогрессу эмпирической науки, оставляет за бортом скрытый парадокс необъективности эмпирической науки, а заодно и все духовно-нравственные компоненты сопровождающие прогресс познания. Согласно немецкому философу Хайдеггеру в науке, как оплоте консенсусной реальности, на первый план выступает технологичность, превращение ее в производство, наконец, тема власти, подчинения, овладения, которая мощно заявляет о себе. Неслучайно вместо удовлетворения метапотребностей человека в познании истин и экзистенциальных смыслов, целью «научного познания» все чаще в наше время становится получение финансирования. Именно этим объясняется взаимное непринятие научного и религиозного методов познания. При ближайшем рассмотрении это неприятие оказывается лишь результатом конкуренции в борьбе за первенство в управлении массовым сознанием.

Кажущийся конфликт научного  и религиозного миропонимания

Наиболее распространённый ответ на вопрос «почему наука и религия находятся в оппозиции друг к другу?» состоит в том, что они просто не пересекаются на информационном поле познания. Наука изучает материальный мир. Её задача — объяснить как все устроено и постараться извлечь из этих объяснений прикладную пользу для прогресса технологий. Религия же обращена к трансцендентному, нематериальному миру. Её задача – спасение человеческой души. Вопросы, с которыми она «работает», начинаются не с «как», а с «зачем» и «почему».

Такое объяснение верно лишь отчасти. Оно касается наук и религий, как социальных институтов, а не как методов познания Истины. Как социальные институты, обе эти структуры – и наука, и религия – не свободны от управления со стороны власти. Это означает, что их истинные цели на глубинном уровне совпадают, поскольку они подчинены целями властных структур, которые очевидно далеки от познания Истины. В статье «Цивилизация и становление ноосферы» мы определили основную задачу власти в человеческом социуме на любом рубеже его развития и устройства, как контроль и управление массовым сознанием с целью сохранения своей позиции. Религия, а затем и наука, находясь на службе у власти, обслуживают достижение этой цели этими средствами. Хотя и в официальных религии и науке мы найдём немало беззаветных служителей Духа и искателей Истины.

В основе манипулирование сознанием масс всегда лежит обращение к подсознательным человеческим влечениям и страхам (подробнее об этом в статьях «Манипулятивная природа социума» и «Коллективная психологическая регрессия как основа манипулирования массовым сознанием»). На этой основе долгие века держался фундамент общества «истинно верующих». Провозглашение изначальной греховности людей и обещание спасения души «на том свете» представляет собой идеальный трюк манипулирования сознанием с отложенным результатом обещаний. Для успеха здесь требуется лишь одно — не допускать человека на путь самопознания, выводящий его самостоятельно на свет духовного пробуждения. Именно поэтому, шаманы и жрецы языческих эпох сохраняли свои мистерии в тайне. Попытки передачи мирянам тайных знаний Пророков («осевых мудрецов»), стоящих у истоков всех мировых религий, в лучшем случае оборачивались сакральными текстами, глубинный смысл которых скрывался за многоуровневым притчевым стилем их написания. В худшем же случае эти попытки пресекались кострами инквизиции. Так, например, раннее христианство с его порывом передать глубинные смыслы послания Христа в виде учения о пробуждении духовных сил обрекло себя на гибель и забвение.

В эпоху индустриальной революции, когда благосостояние среднего класса на западе повысилось на столько, что его представители стали жить дольше, а их потребности перестали ограничиваться выживанием, ставка в манипулировании сознанием была сделана на материальное благополучие. Вера в Бога была плавно переориентирована на веру в золотого тельца, а на месте общества «истинно верующих» власть имущие стали выстраивать «глобальное общество потребления». Не случайно на рубеже XVI и XVII веков нашей эры, когда в Европе на основе Ньютоно-Картезианской парадигмы детерминизма и объективности возникла и возвысилась классическая эмпирическая наука, корнями уходящая в Античную науку. Довольно быстро она утвердилась, как носительница истины в последней инстанции. Гигантский часовой механизм, объясняющий по Лапласу устройство Вселенной, не нуждался более в Боге. «Бог умер!» заявил Ницше.  Успехи в прикладных аспектах механики, оптики, химии и физиологии вскружили голову. Человек так увлекся своими мыслительными конструкциями, что довольно быстро забыл, что они — лишь игры разума в красочных упаковках мудрёной терминологии и символах все новых и новых абстрактных языков. Эмпирическая наука и материалистическая философия, как её основание, по сути, встали на путь современного мифотворчества. Вот, например, как выглядят изначально не подлежащие сомнению аксиомы научного познания, относящиеся к теории восприятия:

1. Естественный (читай «Привычный») способ восприятия адекватно отражает фундаментальные свойства и характерные черты «объективной» реальности вне наблюдателя. Он предоставляет мышлению достаточный объем сенсорной информации для создания адекватных реальности моделей, описывающих мир и человека.
2. Необычные (читай «Непривычные») режимы восприятия и следующие из них измененные состояния сознания, вносят существенные искажения в естественное (читай «Привычное») феноменальное поле перцепции. В силу этого они неприемлемы и не могут рассматриваться, как научные методы изучения «объективной» реальности.
3. Восприятие является перцептивной функцией психики человека, а психика не может воздействовать на физический мир непосредственно.

Исходя из этого «Устава научного познания», восприятие нужно делить на нормальное и иллюзорное; объяснения — на научные и ненаучные; выводы — на обоснованные и надуманные, и т.д. Подобные догматы придают классической эмпирической науке формы ортодоксальной религии. Формально, она и является ею по стольку, поскольку находится на службе у творцов общества потребления.

Если же вернуться к исходным предназначениям наук и религий, как методов познания, отвлекаясь от их «служебных обязанностей» в социуме, то конфликт между ними окажется надуманным. В самом деле, тонкие планы бытия неотделимы от материального плана. На уровне микромира их объединяет непрерывный процесс становления материального мира («холодвижение»). На уровне космическом их объединяют рамки эволюции Вселенной. Глобальный энергоинформационный обмен пронизывает все масштабы пространства и времени. Человек же, являясь агентом Разума в материальном мире, проживает одновременно и в биосфере и в психосфере (подробнее об этом в статье «Духовное рождение как трансформация энергоинформационного обмена»). Таким образом, разделение единого на физический и психический его аспекты – не более чем вопрос масштаба исследований. «Малое знание удаляет от Бога, а большое – приближает к нему» — писал Блез Паскаль. В самом деле, среди современных научных работников среднего звена большинство атеисты. Но, если  проследить судьбы великих учёных, то там все наоборот. Большинство из них, в конечном итоге, нашли опору в вере. «Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в закономерной гармонии бытия, — признавался Альберт Эйнштейн в письме  философу Эрику Гаткинду. — Но вовсе не в Бога, который хлопочет о судьбах и делах людей». Это не удивительно. Трудно (хотя и возможно) увидеть Замысел Творца, изучая под микроскопом мушку или выращивая кристалл с заданными свойствами. Столь же трудно не увидеть этот Замысел, изучая глобальные процессы. Великие эволюционисты Анри Бергсон, Лев Берг, Пьер Тейяр де Шарден и Владимир Вернадский, рассматривая эволюцию, как целенаправленный процесс, неизбежно приходили к телеологии не в качестве познавательного принципа, но в качестве признания Телоса. Пожалуй, наиболее ярко это взаимопроникновение психического и физического отразилось в истории становления квантовой физики (подробнее об этом в статье «Вселенная сотворчества. Онтологические интерпретации квантовой теории»).

Познание как ноосферный процесс

Подробно принципы системно-эволюционного подхода и важнейшие определения обсуждаются в статьях «Системно-эволюционный масштаб» и «Принципы системно-эволюционной теории». Здесь мы кратко коснемся лишь тех из них, из которых вырастает эпистемология.

В системно-эволюционном подходе, вырастающем из взглядов В. И. Вернадского на эволюцию биосферы, и опирающемся на теорию функциональных систем П.К. Анохина, физическое не противопоставляется психическому, но рассматриваются в контексте единства и взаимопроникновения всех планов бытия. В этом контексте биосфера представляет собой материальное поле, где разворачивается эволюционный процесс, воплощая варианты достижения своих целей в многообразии живых форм. Психосфера, как совокупность непроявленных, тонких планов бытия, снабжает эволюционный процесс целеполаганием на каждом из его этапов, а также энергоинформационными матрицами развития (полевыми формами жизни). На уровне ноосферы первичной формой наследственности становится передача знаний (подробнее об иерархии форм наследственности в разделе «Жизнь, как информационная система» статьи «Третья сигнальная система»). Это позволяет рассматривать познание как одну из важнейших потребностей человека, сопровождающую его всю жизнь. Вырастая из дефицитарных потребностей выживания (овладение языком, навыками, представлениями и т.п.), эта потребность выходит на метауровень по мере становления индивидуального сознания, расширения кругозора и перехода от коммуникативного уровня понимания к экзистенциальному уровню. На определённом жизненном рубеже познание себя в мире и мира в себе приобретает ключевую роль, определяя весь смысл дальнейшего существования человека (подробнее об этом в статье «Духовный рост или деградация?»). Вот как описывает этот возрастной рубеж австрийский психолог, основоположник логотерапии Виктор Франкл в своей книге «Человек в поисках смысла»: «Нахождение смысла становится уже вопросом призвания, а не познания. Не человек ставит вопрос о смысле своей жизни – жизнь ставит этот вопрос перед ним. Это – очередная эволюционная цель человека».

В отличие от ницшеанского Übermensch’a, находящегося как бы «по ту сторону» добра и зла, системно-эволюционный подход к познанию, как эволюционно значимому процессу, предполагает, что нарождающаяся на нашей планете ноосфера развивает в себе не только научно-творческий, но не в меньшей мере духовно-нравственный потенциал. «Человек должен понять, что он не есть случайное, независимое от окружающего — биосферы или ноосферы — свободно действующее природное явление. Он составляет неизбежное проявление глобального природного процесса, длящегося в течение сотен миллионов лет» — подчёркивал В.И.Вернадский. Если так, то эволюция познания должна сойти с пути технологического прогресса удовлетворяющего рост потребления, и пойти по пути актуализации возможностей человека в самопознании и актуализации его духовного потенциала (в том числе развития его сверхсознательности, торможения автоматизмов и т.п.). А если говорить специфичнее, то речь скорее идёт о возврате и переосмыслении духовных учений наших предков, которые наставляли человека на внутренний путь обретения истины в переживании целостности с природой его породившей (подробнее об этом см. «Хорошо забытое»). Только так можно устранить опасный крен человеческой цивилизации в сторону превращения человека в безвольное и бесчувственное приложение глобальной системы потребления ресурсов планеты Земля.

Эволюционное предназначение человека — расширение уровня собственной осознанности, а не накопление удобств. Но на ключевой развилке становления индивидуального сознания, которую Эрик Фром сформулировал, как  «Быть или иметь?», человек в подавляющем большинстве случаев выбирает «Иметь». Между тем древнейшие духовные учения — раннее Христианство, Иудаизм, Индуизм, Суфизм, Буддизм, Даосизм, Зороастризм — призывали человека к освобождению от привязок к формам и обращению внутрь себя для поиска истины. В притчевой форме такой призыв звучит и в учении Христа: «Блаженны нищие духом», учил Иисус, «ибо их есть царствие небесное!»  Что означает «нищие духом»? Вот интерпретация современного духовного Учителя и философа Эрхарта Толле, данная им в книге «Единство со всем миром»: Нет ни внутреннего багажа, ни отождествлений. Ни с вещами, ни с какой-либо ментальной концепцией, имеющей ощущение себя в них. Что такое «царствие небесное»? Духовное глубинная радость от ощущения себя в единстве с Универсумом, возникающая при духовном пробуждении.

Но, если человек, духовно пробуждаясь обретает чувство блаженства, не является ли это явным указанием на то, что он на верном пути достижения очередной метацели эволюции?

Все выше сказанное позволяет резюмировать системно-эволюционный подход к эпистемологии в виде двух следующих тезисов:

1. Способность к познанию возникает как результат эволюции человеческого восприятия одновременно с появлением у него способности к абстрактному мышлению . Эта способность не ограничивается функциями повышающими шансы человека на успех при выживании в естественной среде и социуме. Более того, она является необходимым и достаточным условием для появления в нем метапотребностей к осознанию и исполнению своего духовного предназначения, а также для передачи знаний и опыта будущим поколениям.
2. Познание человеком природы и себя, как её части, неумолимо ведёт его к духовному пробуждению. Эволюция познавательной деятельности человека в процессе онтогенеза неуклонно следует от простейшего уровня (преодоление коммуникативных барьеров в общении между людьми) до экзистенциального уровня. Здесь человеку, способному активировать в себе третью сигнальную систему, открывается доступ к сакральным смыслам своего существования. Увы, далеко не всем открывается эта дверь. Лишь человек, осознанно развивающий в себе творческие потенциалы, обладает достаточной силой мотивации (талантом) с одной стороны и необходимым объемом знаний, умений, навыков с другой стороны, чтобы удержать свой запрос к Вселенной на срок, достаточный для получения отзыва от неё в форме переживания прямого знания.

Заметим, что первое утверждение, по сути, синтезирует два первых тезиса эволюционной эпистемологии Карла Поппера, где пункт номер 2 о проактивности познания автоматически следует из системного определения восприятия, как опережающего отражения действительности (см. также статью «Восприятие»). Что касается второго тезиса, то он скорее оппонирует тезисам 3 и 4 Карла Поппера.

Во-первых, познание в системно-эволюционной трактовке не ограничивается лишь научной (объект-субъектной) ветвью. Более того, по мере приближения к экзистенциальному уровню понимания, опора на субъекто-центрированную ветвь (прямое переживание истины) становится все более существенной.

Во-вторых, онтологизация познания (вербальное представление знаний, понимание) необходима лишь для научной его ветви, где достижение консенсуса мнений имеет первостепенное значение. Напомним, что эта ветвь является опорной на общеобразовательном уровне познания. Что касается экзистенциального уровня, то онтологизация там не только не нужна, но и вредоносна, поскольку затрудняет прямое переживание истины (интуитивное познания). Человек, самоотождествляющий себя с мыслеформами никогда не пробудится духовно. Его ум, переполненный ментальными шаблонами и ни на секунду не умолкающий в непрерывном внутреннем диалоге, просто не даст такой возможности. Недаром, в основе всех духовных практик, направленных на духовное пробуждение лежит остановка внутреннего диалога. Эрхарт Толле в своей книге «Единство со всем миром» выразился по этому поводу еще жестче: «Человечество, вместо того, чтобы использовать мысль, стало одержимо ею».

Итак, человеческий ум, с его способностью к познанию, анализу и творчеству  есть закономерный этап эволюции биосферы. Более того, человека можно рассматривать, как пробу эволюции (возможно не первую, а очередную) в достижении своей метацели — все большего одухотворения материального плана (конвергенции Духа). Воплощенный результат такой пробы — ноосфера, которую можно толковать как зону биосферы, способную к саморазвитию в качестве осознающего свои метацели соучастника глобального эволюционного процесса. В таком масштабе рассмотрения, вид Homo sapiens, равно как и порождаемая им ноосфера не может являться вершиной эволюции, но представляет собой лишь одну из возможностей. Более того, все возрастающее рассогласование метацелей эволюции и прагматических целей прогресса нынешней человеческой цивилизации порождают все возрастающее сомнение в успешности рассматриваемой «эволюционной пробы» под условным названием антропогенез. Подробнее эти проблемы рассматриваются в статьях («Антропогенез» и «Цивилизация и становление ноосферы»).

 

Выводы

С системно-эволюционной точки зрения процесс познания сопровождает онтогенез любого организма. В самом деле: жизнь проявляет себя в опережающем отражении организмов, сопряжённых со средой своего обитания через восприятие (подробнее об этом см. «Восприятие»). Опыт достижения частных эволюционных целей в процессе восприятия — и есть воплощенный результат познания. В этом смысле познание эволюционирует вместе с восприятием. Успешный же опыт выживания фиксируется на всех доступных уровнях наследственности (генном, поведенческом культурном) и служит основой эволюционного отбора (подробнее в статье «Эволюция…»). В человеке, как мыслящем и самоосознающем существе, познание достигает уровня, на котором оно может быть рационализировано и зафиксировано в форме знаний, как наборе представлений о мире и о себе. Так возникает «культурный код народа», который может сохраняться и передаваться в форме текстов, сказаний и другого фольклора. На уровне коллективного бессознательного процесс накопления и сжатия опыта поколений формирует собирательные символы познания — архетипы.

По мере развития культуры в человеческом обществе формируется культурно обусловленный способ мышления, специфичный для каждого этноса. Под его влияниями в любом члене этого этноса формируется характерный способ познания, понимания и, как результат, свод убеждений по поводу устройства мира и связей, определяющих его динамику. Спектр способов мышления варьирует от холизма до аналитизма.  Холистическое мышление больше апеллирует к сверхсознательному восприятию (интуиции), доверяя его первичности. Аналитическое мышление, напротив, стремиться отсечь чувственный фактор, больше опираясь на логику. Восточная философская традиция, берущая начало в сакральных текстах Индуизма  (Упанишады, Ригведы.),  сложилась под доминирующим влиянием холизма. Именно поэтому в познании здесь над логикой превалирует чувственный компонент (прямое переживание знания), а субъект познания неотделим от объекта (мистицизм). На этом, субъекто-центрическом пути познания достоверным считается только то знание, которое в максимальной степени соответствует данным чувственного опыта, Ментальные же построения относительно окружающей действительности (начиная от представлений о пространстве и времени) и себя самого (начиная от «я»-концепции) считаются иллюзорными. Напротив, в западной философской традиции, берущей начало в Античной философии, доминирует аналитический способ мышления. Под его влиянием сформировался объект-субъектный путь познания, лежащий в основе классической эмпирической науки. Здесь достоверным считается лишь то знание, которое подтверждено независимыми экспериментами и логически обосновано теорией. Сами же теории, представленные в форме метаязыков математики, физики, химии и т.д., базируются на аксиомах, имеющих статус «чистых конвенций». Соответственно все, что связано с мистицизмом, начиная от прямого переживания истины и оканчивая интуитивно-чувственными прорывами познания, отвергается как ненаучное основание для знаний. Впрочем, современные научные направления (квантовая физика, космогония, эволюционизм, гуманистическая психология) все чаще обращаются к холистическому способу мышления и следуют в своих подходах и концепциях субъекто-центричным путем познания (см. «Квантовая щель в метафизиму», «Хорошо забытое», «Мистицизм как вечная психотерапия»).

Эволюционные функции познания на уровне мыслящего человека не ограничиваются удовлетворением дефицитарных потребностей к выживанию в естественной природе и социуме. Более того на определённом этапе развития личности они из инструмента удовлетворения потребностей превращаются в мотиваторы удовлетворения мета-потребностей в самоидентификации, творчестве и духовном пробуждении. В системно-эволюционном подходе к становлению индивидуального сознания в процессе онтогенеза различают три уровня осмысления накопленных знаний (понимания):

• На простейшем уровне понимание обеспечивает преодоление коммуникативных барьеров в общении между людьми и таким образом облегчает выживание в социуме;
• На общеобразовательном уровне понимание позволяет человеку вписаться в консенсусную реальность, общепринятую в его культурном окружении;
• На экзистенциальном уровне понимание следует рассматривать в контексте удовлетворения метапотребности в поиске базовых смыслов бытия.

Масштаб осмысления приобретенных знаний должен повышаться с возрастом по мере расширения горизонта осознанности личности. Так на вопрос прохожего, обращённый к каменотёсам «Чем ты занимаешься?» наиболее юный из них, скорее всего, ответит: «Обтёсываю камень». Человек старшего возраста, обременённый семейными заботами скажет: «Зарабатываю деньги для своей семьи». Наконец, духовно зрелый муж может дать ответ: «Я строю Храм».

Важно подчеркнуть, что в постепенном переосмыслении накопленных знаний с годами субъктно-центричный (внутренний, прямой) путь познания начинает преобладать над объект-субъектным (внешним, опосредованным). Если этого не происходит, то человек постепенно лишается мотивации к познанию, все больше отгораживает себя от новизны чувств и впечатлений, консервирует свой жизненный опыт в форме шаблонов тоннельного восприятия. Такие люди доживают жизнь в непроницаемой броне ментальных шаблонов, отгороженные от потока жизни ригидной зоной психологического комфорта. Если же человеческая личность развивается сообразно своему эволюционному предназначению, то её с годами все в бόльшей степени мотивирует любопытство, жажда к творчеству и самопознанию. На этом пути его ожидает расширение горизонта осознанности и духовное пробуждение.

Нейрологические исследования работы мозга позволяют утверждать, что человеческий мозг способен поддерживать оба пути познания. В обычном режиме абстрактного мышления, мозг выполняет свою функцию управления безопасностью организма. В этом режиме эволюционно значимым является не столько приближение непрерывно обновляемой карты реальности к истине, сколько поддержка психического равновесия и физиологической готовности к адекватному реагированию на внешние стимулы. На этом принципе работает в частности механизм самоограничения в познании — детектор ошибок, который стоит на страже следованию ментальным шаблонам, и не допускает психологических стрессов от столкновений с новизной.

Вместе с тем мозг в пассивном режиме работы  сводит к минимуму мыслительную активность. В этом режиме потенциально активируется третья сигнальная система человека, которая открывает ему сверхсознательный доступ к тонким планам среды своего обитания и познанию экзистенциальных смыслов бытия. Переход от обычного режима к пассивному, как правило, требует со стороны человека осознанных усилий (медитативные практики), но в некоторых случаях (экстремальные ситуации, околосмертные переживания) может произойти и спонтанно. В этом режиме реализуется человеческий потенциал к мистическому познанию на внутреннем пути (прямому переживанию познания) и духовному пробуждению.

Эпистемология в трактовке системно-эволюционной теории, рассматривает способность к познанию как естественный результат эволюции человеческого восприятия. Эта способность является необходимым и достаточным условием для появления в нем метапотребностей к осознанию и исполнению своего духовного предназначения, а также для передачи знаний и опыта будущим поколениям. Эволюция познавательной деятельности человека неуклонно ведет его с возрастом от простейшего до общеобразовательного уровня, где он приобщается к консенсусной реальности его культурного окружения  и далее до экзистенциального уровня, где человеку открывается метацели его эволюционного предназначения. На этом рубеже познание превращается в инструмент его духовного пробуждения. Ручейки познавательной активности людей, окрашенные культурной специфичностью из палитры этнического разнообразия человечества, постепенно пополняют глобальный эгрегор ноосферы.

 

Литература

1. Анохин П.К., 1975._Принципиальные вопросы общей теории функциональных систем
2. Артемьев Т. М., 2014. Интуиция и рефлексия в понимании
3. Бергсон А., Творческая эволюция
4. Блауберг И.И., 2016. Философская интуиция Бергсона — размышления о сущности философского творчества
5. Бурцев М.И., Эволюционный подход к теории познания
6. Бюлер К., 1993. Теория языка
7. Вернадский В.И., 1999. Дневники
8. Вернадский В.И., 2010. Научная мысль как планетное явление
9. Высоков И.Е., 2019. Психология познания
10. Гутнер Г.Б. 2018. Начало и мотивация научного познания: рассуждения об удивлении
11. Знаков В.В.,  2016. Психология понимания мира человека
12. Зотин А.И., Зотин А.А., 1999. Направление, механизмы и скорость прогрессивной эволюции
13. Ким В.В. 2008. Семиотика и научное познание: философско-методологический анализ
14. Кассирер Э., 2018. Познание и действительность
15. Лекторский В.А. 1980. Субъект. Объект. Познание
16. Мамардашвили М.К., 2004. Стрела познания
17. Меркулов И.П., 2005. Когнитивные способности
18. Пенроуз Р., 2011.Новый ум короля
19. Полани М., 1985. Личностное знание
20. Попер К., 2000. Эволюционная эпистемология
21. Солодухин Д.В. Разум и интуиция, как эволюционный продукт биосферы в концепции В.И.Вернадского
22. Толле Э., 2015. Единство со всей жизнью
23. Тейяр де Шарден П., 1965. Феномен человека
24. Турчин В.Ф., 2000. Феномен науки
25. Франкл В., 1985. Человек в поисках смысла
26. Хакен Г., Хакен-Крель М., 2002. Тайны Восприятия
27. Шелдрейк Р., «Новая наука о жизни»
28. Эткинс П.. 1987. «Порядок и беспорядок в природе»

 

 

---

 

[1]  Наблюдаемая по электроэнцефалографии частота ритма мозговой активности человека в бодрствующем состоянии (Бета ритм работы мозга = 14-35 Гц) обеспечивает необходимую слитность динамики рационализированного восприятия при минимально достаточной полноте её детализации. Навигация в тонких планах бытия характеризуется более низкими частотами мозговой активности: Альфа ритм = 8-13 Гц — грезы наяву или погружение в себя: Тета-ритм = 4 -12 Гц  – состояние неглубокого сна или медитации.

[2]  Долгосрочная ассоциативная память  структурно состоит из множества «слоёв опыта», сформированных при достижении тех или иных результатов на всем протяжении жизни. Память иерархически структурирована в форме доменов, «приписанных» к определённым мотивациям в определённых ситуациях. Как подчёркивает В.Б. Швырков, наиболее глобальное разделение доменов подразумевает противопоставление памяти, сформированной для осуществления одного из двух вариантов поведения: «приближения» или «избегания». Внутри каждого из глобальных доменов можно находить аналогичную иерархию структур памяти. Это позволяет организму достаточно быстро определяться с тем, где искать подходящие по специализации нейронные сети для повторения аналогичной поведенческой активности. Важно подчеркнуть, что при любой активизации подходящей нейронной сети, вместе с ней активизируется целый цуг сопряжённых сетей (слой памяти). В итоге любой поведенческий акт в некоторой степени воскрешает проявление всей истории аналогичного поведения. Повторяющиеся раз за разом достижение результата поведенческого акта в схожих ситуациях улучшает синаптические связи активируемых при этом нейросетей. Если достижение результата требует связки (континуума) поведенческих актов, то на нейронном уровне образуется программа последовательной активации и торможения всех участвующих в этом сетей, которая хранится в долгосрочной ассоциативной памяти . На этом принципе построена дрессура животных.

[3]  Нейрогенез (генерация нейронов) в мозге практически завершается еще в утробе матери, а генерация синапсов (межнейронных связей) начинается с момента рождения. Уже в первые шесть месяцев после рождения мозг достигает 50% своего взрослого потенциала, а к трём годам – 80%. Но самое поразительное в этой нейронной кухне состоит в том, что к восьми-девяти месяцам жизни ребенок имеет гораздо более сложно-связанную нейронную сеть, чем у любого взрослого человека. Избыточность – залог психического выживания. Эволюция генетически подготовила мозг человека к различным вариантам развития психики. Побеждает тот, что оказывается оптимальным для обработки сенсорной, чувственной и ментальной информации с которой мозг ребёнка встретится в конкретной природной и социальной среде его роста. К 6-7ми годам сложность этой нейронной сети начинает падать, количество задействованных синапсов  сильно уменьшается. То, что не используется – атрофируется. Вот как детализирует эту мысль Масару Ибука в скоей книге «После трёх уже поздно»: «Такие зрелые способности, как мышление, потребности, творчество, чувства, развиваются после трёх лет, но они используют базу, сформированную к этому возрасту… Таким образом, если в первые три года не образовалась прочная база, то бесполезно учить, как её использовать. Это всё равно, что пытаться достигнуть хороших результатов, работая на плохом компьютере».

[4]  Известный тест, на концентрацию внимания, в котором баскетбольный мяч вытесняет из окна осознания, медведя, танцующего в поле зрения наблюдателя, хорошо иллюстрирует узость этого окна. Количественные оценки внешнего фильтра внимания обычно связаны ограничением ёмкости краткосрочной памяти, и длительностью удержания внимания в фокусе. Первое ограничение, связано с предельным числом объектов, которые человек способен фиксировать в своей краткосрочной памяти, оцениваемое в пределах  5-9 (число Миллера). Второе ограничение связано с непроизвольными переключениями внимания, которые наступают каждые 30-90 секунд. За это время волевое ментальное усилие, удерживающее концентрацию внимания, потребляет такую колоссальную энергию, что организм начинает требовать переключения внимания. Для этого он выделяет дофамин (гормон удовольствия), поощряя ментальное расслабление. Так у человека развивается условный рефлекс блуждающего внимания. У детей, не обладающих сильной волей, он часто приводит к синдрому дефицита внимания, заметному при обучении. У взрослых людей он также присутствует, но не столь заметен, поскольку они по возрасту уже не вовлечены в обучение и контроль.

[5]  В книге  в книге «Квантовый ум: грань между физикой и психологией»  американский физик и психолог Арнольд Минделл, обосновывает принцип квантового соучастия Организм — Вселенная на любой фазе сопряжения живой системы со средой своего обитания. Для человека, как агента Мирового Разума в физическом мире, это соучастие особенно значимо на ментально-чувственном уровне. «Обращая внимание на дерево, мы, чаще всего, упускаем из виду исходную причину этого психического импульса. Дерево заигрывает с нами, вызывая наше к нему внимание» — пишет автор. Смена парадигмы односторонней рефлексии парадигмой активного диалога нашла свое подтверждение в Транзакционной интерпретации коллапса волновой функции, данной американским математиком Дж. Крамером. и концепции  Дж. Уиллера о Вселенной соучастия. Комментируя онтологическую интерпретацию квантовой физики в рамках теологии профессор РГГУ, историк культуры, философ, лингвист и антрополог  Вячеслав Всеволодович Иванов писал «Вселенная смотрит на себя глазами людей».

[6]  В эзотерической литературе можно натолкнуться на термины «родственный», «согласованный», «находящийся в резонансе» и даже «квантовая телепортация». Все это попытки подобрать подходящий эпитет переживанию ментально-чувственной квантовой запутанности, при которой не происходит энергоинформационных обменов, но скорее совместное (в пределах эгрегора) ментально-чувственное переживание.

[7] За исключением тёмных страниц истории науки, когда первооткрывателей сжигали на костре, как Джордано Бруно или приговаривали к расстрелу, как Николая Вавилова.